"Где-то есть город тихий как сон"
Я не был в городе 51 год, не складывалось, но всегда мечтал съездить в город детства.
Первые впечатления. Обычная блеклая архитектура советских районов. Застроенные районы вдоль "Московского шоссе" как раз на тех полях, где стоял подсолнечник, и для нас мальчишек, это было далеко за городом.
Тбилисской улицы больше нет, теперь проспект "Коста". Эта часть дороги на Балту очень живописная, растительность по-южному бурная, раньше я на это не обращал внимания. Пирамидальных тополей больше нет, но когда успели вырасти липы, не понимаю.
Странно, но не вижу "Казбек". С какой точки не посмотрю, нет "Казбека", все время перед глазами только столовая гора. Мне кажется, с Водной станции Казбек был виден, получается, что лес разросся так, что за лесом не видно гор.
Хорошо помню как с Водной станции был виден карьер, где добывали щебень. Периодически там, несколько раз в день взрывали породу, это было с Водной станции хорошо видно и слышно.
Все, что в детстве кажется привычным, по-прошествии лет, взрослому видится маленьким. Я ожидал этого и когда увидел озеро Водной станции, не удивился тому, что оно маленькое.
Как сильны традиции: дальний берег от входа пустынный, он и тогда считался мало пригодным для купания, сейчас он тоже пустынный и туда не тянет.
Вспомнил место, где я впервые поплыл и испытал удивительное чувство, что вода, оказывается, держит и очень даже дружественно, надо просто понимать ее, и двигаться так, как она хочет.
Нет вышки, для прыжков, где впервые прыгнул с пяти метров, нет спортивных дорожек, где тренер научил меня правильно плавать, кроль получался плохо, но брасс я любил всегда, я умею правильно дышать в воду и могу плавать очень долго.
Нет второго озера, которое тогда только построили, и нам казалось, что оно гораздо лучше, чем старое. Вода в старом озере такая же, как была тогда 50 лет назад. Она прозрачна только на длину вытянутой руки - это всегда считалось чистой водой. Конечно, по сравнению с водой, Терека, которая скорее суспензия ила и песка, вода водной станции вполне приемлема. Тем не менее, искупаться в Тереке очень хочется. Я вспоминая как, мы мальчишки кувыркались в этих волнах, испытываю непреодолимое желание нырнуть в них снова и пронестись сотню метров.
Мечтал побывать на "Лысой" горе, куда мы с мальчишками несколько раз ходили, оттуда открывался сказочный вид на город и на окрестности. Когда смотрю с Эйфелевой башни, или с Лондонского кольца, всегда вспоминаю свои первые впечатления от вида с "Лысой" горы. Дух захватывает.
Видимо ничего не получится ни с Тереком ни с "Лысой" горой. В Тереке взрослым купаться не принято, не хочу эпатировать публику. А лезть на Лысую гору одному, даже при моей приличной физической форме уже тяжело. Я очень надеялся, на фуникулер, о котором несколько раз слышал в прошлом, но оказалось, что его нет, даже показали на развалины судя по которым, фуникулер почти забытое прошлое, и современная молодежь знает о нем только по рассказам.
Жаль, но Орджоникидзе, не стал центром туризма. Из детства я помню турбазу, в которой было полно людей, стояли открытые синие туристические автобусы, и они часто проезжали в горы мимо нашего дома на Тбилисской. Я очень завидовал веселым, свободным людям, в белых осетинских шляпах с бахромой, которые едут в дальнюю интересную дорогу, в какую - то другую жизнь.
Утром до города решил доехать на маршрутке, а дальше идти пешком.
Первое удивление. В пассажирском салоне ехала только одна девушка, очень хорошенькая. У нее я спросил, сколько надо платить, оказалось, что проезд стоит 12 рублей. Я не поверил и переспросил, оказалось 12 рублей. Дома я не пользуюсь автобусами, но знаю, проезд стоит не меньше 40 рублей.
Я подумал, что стоимость автобусного билета, довольно точно отражает уровень доходов населения. Вообще провинциальная бедность республики чувствуется по многим признакам.
Минут через 5, на остановке ОЗАТЭ, я вышел, и подумал, что дальше мне интересно пойти пешком.
Окружающая обстановка оказалась незнакомой, я пытался найти ориентиры, но ничего не узнавал.
Заводские корпуса я видел, но они были мне незнакомы, на примерном месте проходной были какие-то магазинчики. Я немного прошел и на другой стороне улицы увидел воинскую проходную, памятник БМП, несколько военных, и понял, что это вход в Суворовское училище. Он, конечно, был совсем не такой как я его помню, но трамвайный круг рядом, точно определял это место. Огромные старинные казармы были, видимо, за деревьями, я их не увидел. Левее расстроился жилой район советского времени, при мне его не было.
Уже близко был мой дом, и предвкушал впечатление.
ОЗАТЭ - Орджоникидзевский завод автотракторного электрооборудования, сыграл, важную роль в моей жизни.
Мемуары моего отца - Льва Яковлевича Таненгольца, я недавно переслушал в аудио варианте, то что эти мемуары есть в интернете, удивительный факт, который вызывает уважение и гордость за отца. К сожалению, эти мемуары только до 1930 года.
После войны отец оставался военным и преподавал в Орджоникидзевском военном автомобильном училище. Он был отличным специалистом по электрооборудованию, его уважали на уровне министерства, так, что именно ему поручили написать книгу - пособие для армии по электрооборудованию автомобиля. Книга издавалась несколько раз, и долгие годы была важным и полезным пособием для всей армии. Училище ликвидировали при Хрущевском сокращении армии, в 60-м году, и отец ушел на пенсию. В Орджоникидзе был завод "ОЗАТЭ", и было вполне естественно, что отец пошел туда работать. Не удивительно, что когда я выбирал специальность - мне было понятно, автомобильное электрооборудование - интересная и перспективная специальность.
Теперь завода нет, в его корпусах, видимо, склады китайского барахла.
Почему я не был настойчив, уговаривая отца написать мемуары дальше, думалось, все еще успеется, но оказалось, что жизнь кончается, и не спрашивает, успел ты написать мемуары или нет. А как было бы интересно узнать историю автомобильного полка, где служил отец после Ленинградского фронта. Его, как специалиста, направили в 43 году во Владикавказ, где был сформирован автомобильный полк (точнее полк шоферов), которые гоняли караваны Студебеккеров. Отец занимался обучением этих шоферов. Из Америки "Студебеккеры" и "Форды" приходили в Иранские порты, а от туда своим ходом к нам. По Военно грузинской дроге их перегоняли шоферы этого полка. Отец рассказывал несколько любопытных историй, но на бумаге их нет. Мама рассказывала, что "Студебеккеры" шли набитые тушенкой и другим ленд- лизовским товаром, и их часто сами сбрасывали в удобных местах в пропасть, чтобы поживиться потом грузами, она говорила, что Берия лично приезжал разбираться с этим делом.
Вот промелькнул угол моего дома, и постепенно, из за деревьев, выступил фасад. Трепетное чувство - пятьдесят лет прошло с того момента, когда я уехал в другую жизнь.
Наш дом был тяжелого серого цвета, а теперь он розовый, хотя покрашен давно и вид у него обшарпанный. На доме табличка Коста 21, раньше это был адрес Тбилисская 84. Вот он наш балкон, крайний на втором этаже, я очень любил лежать на широченном парапете этого балкона. Это не выступающий балкон, а скорее, маленькая веранда. Сейчас он закрыт каким то грязным фанерным листом, почти на всю высоту и подчеркивает щемящее впечатление бедности, которое только что я почувствовал на трамвайном круге возле суворовского училища.
Когда я там осмотрелся, то первое, что я увидел был грязный старый забор заброшенной стройки, за ним остов недостроенного здания, а дальше старые, давно некрашеные фасады хрущевских домов, невольно возникло сравнение с картинками из телевизора, когда показывают Сомали или Уганду.
На первом этаже под нашим балконом парикмахерская, она была и тогда. Вообще Владикавказ город парикмахерских, здесь они через каждые 100 метров. Я хотел купить кеды, чтобы бегать из санатория на водную станцию, но обойдя пол города не нашел ни одного обувного магазина. Очень много маленьких магазинов закрыты, многие продаются.
Сейчас вспоминаю нашу парикмахерскую в то время. Кресла, зеркала как обычно, и конечно ремни для наводки бритв, тогда вторым после стрижки, а может быть и первым делом парикмахера, было брить людей, мастера делали это красиво опасной бритвой.
Наши мастера были очень колоритные дядьки, мне почему то кажется, что они были грузины. Примерно одного возраста, слегка за сорок с короткими аккуратными волосами, тоненькими усиками над губой, в белых чистых халатах, в брюках галифе и начищенных офицерских сапогах, это последние отголоски послевоенной моды. В это время во всю уже наступала мода стиляг и параллельно с ней, национальная мода огромных фуражек.
Дальше по фасаду была столовая, но там теперь магазин. Я пошел во двор, я очень надеялся, что там сидят какие - ни будь бабушки я смогу что-то у них спросить.
На нашем подъезде домофон, зайти нельзя. Двор заасфальтирован, стоит, по современному, много машин. В то время во всем нашем доме ни у кого не было личных машин, ни одного гаража во дворе. Машин не было даже у писателей, которые жили в угловом подъезде в пятикомнатных квартирах.
На месте частных домов слева давно стоят пятиэтажки и вид двора совсем другой.
Одна бабушка с внучкой действительно была, я задал ей пару вопросов, но она сказала, что живет здесь недавно и ничем помочь не может.
Как я хотел зайти в угловой подъезд и подняться в башенку на крыше или просто на крышу. Какой чудесный вид открывался с крыши. У меня сохранилась уже давно потускневшая цветная фотография, брат снял меня фоне Казбека в хорошую погоду, когда Казбек чистый и ясно виден на фоне синего неба.
Казбек был прекрасно виден и из наших окон, но там вырос дом, который закрыл этот прекрасный вид. Дом начали строить еще при нас. Стройка была любимым местом для игр, там я впервые увидел, как поднимают подъемный кран - тогда это было для меня завораживающее зрелище. В играх на этой стройке я сломал руку. Когда начали расти стены, я понял, что скоро Казбек не будет виден из наших окон, но это было время, когда мы уже собирались уезжать, и проблема перестала меня волновать.
Детей во дворе нет. Нас от второго до шестого класса был человек 40. В любое время дня стайка ребят была в каком ни будь уголке двора, а сейчас пусто и тихо.
Обошел дом и увидел книжный магазин, это единственное место, которое осталось таким же как 50 лет назад. Другая продавщица, другие книги, но весь интерьер прежний. Как эти полки не сгнили и не обвалились не понятно.
Я уже где-то описывал этот момент, но он снова пришел на память. Отец работал рядом на Озатэ, он заходит домой на обед, взбудораженный, и говорит "Вы тут сидите и не включаете радио, а в космос запустили человека", он резко включает, сообщение передают беспрерывно и, мы его прослушиваем. Чувство восторга. Свершилось, я просто оцепенел, потом я решил, что уж если не я в космосе, то я должен всем об этом рассказать. Удивительное де жавю, когда полетел первый спутник точно также отец прибежал домой, он был в военной форме, включил свой великолепный приемник "Империал", и мы слушали сообщение о запуске в космос первого спутника.
Это чувство было подогрето потоком информации о космосе в те годы. (Космос как предчувствие). С момента запуска первого спутника четыре года назад, в каждой газете и каждом журнале были материалы о полетах в космос, о скором путешествии на Луну и на Венеру, фильм "Планета бурь" и т. п. Скорость с которой осваивали космос была поразительной, каждый месяц спутник, полет к луне, облет луны. Вера в скорый полет человека была абсолютной.
Я выскочил во двор, но как на зло, в этот момент никого не оказалось, я стал искать кого ни будь и забежал в этот книжный магазин, продавщица хорошо знала меня и я надеялся поразить ее сообщением о полете в космос. Она стояла и негромко беседовала с какой-то подругой о женских делах, я стоял близко и негодовал, что эта тетка никак не уходит. Вдруг одна из них говорит что то вроде "ну, надеюсь, вернется живой", и я понял, что они говорят о Гагарине. Опустошенный я поплелся домой, до меня дошло, что никого пацанов во дворе нет потому, что они дома и слушают радио о полете в космос. В это время уже передавали что полет успешно завершился.
Я перешел через трамвайную линию, чтобы посмотреть на дом со стороны и зайти на стадион своего детства. На углу напротив дома, выстроенный в советское время, а сейчас потускневший бетонный монстр - Спортивно оздоровительный центр. Его при мне не было, и он меня не заинтересовал. Я стал искать стадион, но к своему великому разочарованию понял, что стадиона нет.
На входе стадиона Торпедо была колоннада со скульптурами в стиле послевоенного классицизма. Длинный и высокий забор, как положено. Небольшие, в несколько рядов, трибуны и отличное футбольное поле, окруженное стандартной гаревой дорожкой. Слева баскетбольные и волейбольные площадки. Стадион в начале шестидесятых не был особенно ухожен, но был вполне пригоден для занятий физкультурой, легкой атлетикой и футболом. На стадионе играли заводские команды, и собиралось много народу, люди наслаждались хорошим футболом, дружно и радостно болели. Были свои кумиры. Помню русский парень Жора, и молодой грузин Гурам, который умел закрутить мяч в ворота с углового.
Футбол был главным занятием мальчишек нашего двора, иногда мы играли целыми днями напролет. Купаться на Водной станции и в Тереке мы тоже любили, но это было сезонное занятие, и много зависело от погоды, а футболу не мешало ничего, ни зима, ни тучи. Думаю, что уровень наших пацанов был примерно такой же, как у бразильских сверстников. Держать, принимать мяч и водиться мы умели здорово.
Однажды пришли какие то взрослые и сказали, что нас организуют команду и мы будем играть в чемпионате города. Так и случилось, тренировал нас некий Пачинцев - дядечка очень колоритный, всегда в строгом сером костюме с широченными брюками по моде начала пятидесятых. Он все время курил короткие сигареты типа "Памир", которые вставлял в мундштук, пальцы и зубы у него были болезненно желтого цвета. Безумно любил футбол и с удовольствием с нами занимался. Я помню его рассказы, как он играл с Федотовыми, но играл ли он в Московском "Спартаке", было неясно.
Обучались мы легко, и команда получилась быстро. Кое-как подобрали маечки, написали номера, надели гетры, и гордо вышли на первую игру. Игры помню плохо, хорошо помню только один гол, который я забил. Мы заняли второе место, а первое заняла наша же команда, только из чуть старших ребят.
В эти годы был открыт стадион "Спартак". Мальчишкам ходить на футбол по билетам было неприлично, мы все знали, где в решетке стадиона раздвинуты прутья и можно пролезть. Тогда, бесплатно попадая на стадион, мы чувствовали удачу, теперь я думаю, что мудрые люди специально сделали эту лазейку для пацанов, чтобы привлечь на стадион как можно больше ребят.
Посмотрел по местному телевидению репортаж о том, как прошел современный детский футбольный турнир, порадовался за ребят, конечно уровень организации совсем другой. Но я не верю в то, что они играют лучше нас в те годы. Они ходят два раза в неделю на двух часовые тренировки, где отрабатывают какие-то элементы, но техника и футбольное мышление приходят только при многочасовой ежедневной игре как это было у нас - свободных пацанов того времени, Каждого второго из нас можно было готовить в профессиональную команду.
Вернулся к своему дому, там стояла бочка с квасом, пить очень хотелось, и я взял с надеждой стаканчик, (тогда в детстве, около нашего дома тоже часто стояла бочка с квасом) но квас разочаровал - очень сладкая подкрашенная вода, а какой квас был в детстве. Надо сказать, что у нас, в подмосковье, квас в бочках вкусный, хотя и очень дорогой.
Пошел искать свою 17 школу. Школы уже нет. Шел какой-то человек моего возраста, я его спросил, он подтвердил, что школа была именно на этом месте.
Оказалось, что он учился там, на год младше меня, но мы друг друга не вспомнили.
Это была маленькая одноэтажная школа с четырьмя классными комнатами (говорили, что бывшая церковно-приходская школа).
Даже для тех лет это был полный архаизм. Звонок, например, там давала нянечка, большим колокольчиком, который сохранился видимо с 19 века. Директор школы седая высокая старушка, рассказывала, что она была среди первых пионеров города, если это был 22 год, то ей, в мое время, было ни как не больше 53 лет.
Нашу учительницу звали Маргарита Мироновна, она точно была пожилая и довольно грузная. Парты в школе были только самые маленькие, мы - третьеклассники не помешались в эти парты и со стороны было видимо смешно смотреть как мы выставляли коленки в бок и низко низко наклонялись, чтобы писать. Учителей физкультуры и пения не было, и все вела Маргарита Мироновна
Пения не помню, а вот физкультура проходила в классе. Маргарита Мироновна ставила кольцеброс - это такая дощечка на полу с вертикальным штырькам, надо было с некоторого расстояния набрасывать на штырек кольца. Это скучнейшее занятие веселило только тем, как все по очереди карячились, чтобы выйти из за своей мини парты встать на позицию.
Маргарита Мироновна запомнилась мне своей ярой отповедью по поводу того, что один какой - то тупица из нашего класса, по какому - то поводу, сказал с издевкой Софке Винавер - еврейка, это так возмутило Маргариту Мироновну, что она орала на него и на всех нас, минут 20. Я на всю жизнь запомнил, что антисемитизм и любой национализм, это подлое чувство примитивных людей.
Самые вкусные пончики с повидлом были именно в 17 школе. Жареные во фритюре, с яблочным повидлом, были наслаждением, нигде и никогда больше я таких не ел.
Улица делает небольшой поворот, и, взглянув на противоположную сторону, я вспомнил бабушку, которая сидела всегда там и продавала семечки, большой настоящий стакан 250 г, с горкой стоил 10 копеек, это было дорого и не всегда можно было позволить себе это удовольствие. Семечки продавали в нескольких местах, но такие вкусные семечки были только у этой бабушки. Когда уже в подмосковье, я иногда пробовал семечки, то удивлялся, как можно это есть. Постепенно я забыл вкус семечек.
Этот район назывался "Молоканка", думаю, там жили молокане, я тогда не понимал, что это значит. Мой взгляд остановился на здании, которое я узнал - это "Дунькин клуб". Удивительно, но в детстве я считал, что это официальное название. Это был дом культуры, в котором мы иногда смотрели кино.
Теперь я увидел на нем простой протестантский крест и вывеску "Молельный дом". До меня дошло, что это и был когда то молельный дом Молокан, при Советской власти его сделали домом культуры, а теперь снова отдали общине.
Постоял немного у своей 21 школы, где учился 5 и 6 класс.
Дальше пошел к Турбазе и повернул "Чугунному" мосту. Мосты всегда открывают красивые виды. Я в городах люблю больше не здания, а пространства.
Здесь шикарный вид на Терек в сторону гор, и в другую строну.
И вот, наконец, проспект. Очень красивая улица, где я помню почти каждый дом.
Торжественная площадь, на которой, новое для меня, здание суда, в здании погранучилища теперь министерство внутренних дел. Слева небольшой, но очень красивый парк. В детстве парк был целью прогулок. Гуляние по проспекту было по истине массовым. По обеим сторонам шли сплошные потоки гуляющих, это создавало ощущение праздника. В парке был красивый фонтан и очень красивое лебединое озеро. У нас есть фотография, которую сделал брат Борис, - два лебедя чувственно приклонились друг к другу. В парке были симфонические концерты, но я обожал фейерверки, они были довольно простые, не то, что сейчас, но детские восторги зашкаливали.
Красивый бульвар, со старыми липами, скамейки, очень похожие на старинные. По обеим сторонам великолепные дома, но отремонтировано только несколько фасадов, остальные печально демонстрируют увядание, и наводят на мысль, что все это великолепие может начать разрушаться. Зеленое здание в стиле модерн, сейчас музей, там была художественная школа, где я, проучившись полтора года, и понял, что я не художник. Нет кинотеатра "Комсомолец", нет кинотеатра "Родина", не осталось никаких следов, но люди моего поколения, с кем я говорил, помнят их.
Я помню рисованные афиши "Тихого Дона", и "Оптимистической Трагедии" и др. фильмов.
В кинотеатре "Комсомолец", был зал, который мои собеседники вспоминают как зал мультфильмов, а я помню его как зал документального кино. Я ходил туда с отцом, и один. Сильнейшее впечатление оставил фильм "Большая олимпиада" о Римской олимпиаде 60 года. Это самое интересное спортивное зрелище, которое я видел за всю жизнь. Никогда потом, подобных фильмов о спорте я не видел.
Завораживающие фильмы о подводном мире Кусто. Фильмы о животных, и жизни в далеких странах.
В конце проспекта свернул на Кирова и подошел к своей школе, где учился 1 и 2 класс. Это 27 школа. На бульваре сидела приятная женщина, я сел рядом, разговорились, оказалось, что она училась и кончила эту школу, и ее дети тоже кончили эту школу. Но у меня воспоминаний об этой школе почти не осталось, помню первое сентября 1958 года, помню образ своей первой учительницы - Ольги Михайловны, и еще несколько случайных сцен.
Подошел к зданию филармонии, там ничего не изменилось, появилась только табличка памяти Павла Ядых, который тогда был молодым дирижером.
Свернул к своему дому, Льва толстого 11. И вот передо мной наш перекресток, вход в клуб глухонемых, и за ним наш дом, с высоким первым этажом, который почти на уровне второго этажа, внизу под ним цокольный (полу подвальный) этаж.
Дом сильно изменился, фасад чистенький, отреставрированный, парадное с козырьком, новое, в нижнем этаже магазин продуктов. Слева ворота 9-го дома, это те же самые старинные деревянные ворота. Обошел угол и со стороны улицы "Августовских событий", подошел к нашим воротам, они уже новые железные, войти постеснялся, только заглянул в щелку и посмотрел, видно, что все изменилось. Походил, посмотрел, никого нет, пообщаться не с кем. Пошел вниз к Тереку. На этом месте был кусок русла, где можно было купаться, но, сейчас это конечно нелепо. На площадке перед Тереком построили современное кафе, с автостоянкой и это, видимо, популярное место у молодежи. Вернулся к нашему дому, посмотрел на него с другой стороны улицы, его занимает одна семья, для одной семьи, это конечно шикарный городской дом.
Пешком пошел через "Кировский" мост, и по К. Маркса дошел до Турбазы. Жара за 30, я явно устал, и дождавшись маршрутки, уехал в санаторий. Думал отдохну и схожу на водную станцию искупаться, но лег и до ужина встать не мог.
На следующий день, доехал до ул. "Кирова" и пошел по улице "Августовских событий". Снова постоял у нашего дома. Из двора вышла девочка, оказалось калитка не закрыта, и я вошел. Я был во дворе своего детства. Просторный двор, в котором можно было играть, превратился в тесный, застроенный гаражами и пристройками, заставленный автомобилями. Узнаваемым остался только угол, где жили Соложенко. Нашего балкона нет, вместо него приличная лестница - прямой вход в наш дом. Крутился во дворе, надеясь вызвать чье - ни будь внимание, наконец, вышла женщина из пристройки на месте жилища Поповых. Я объяснил ей кто я такой, и зачем здесь, она очень любезно отнеслась ко мне и рассказала, что знала о жизни нашего двора, она живет там с 1978 года. Поговорили о Елене Владимировне Берг нашей соседке, удивительном человеке, из семьи дореволюционной интеллигенции, с гимназическим образованием. Эта женщина в моем детстве была, видимо моим главным воспитателем. Она точно обладала какой- то магией положительности. Именно она научила меня, что книги это интересно, именно она обратила мое внимание на классическую музыку. Она так интересно рассказывала, что можно было сидеть часами рядом с ней и жить в этом мире рассказов. А как она готовила. Я, до сих пор, помню прозрачные ароматные супчики из потрошков, такие, видимо подавали в дореволюционных ресторанах. Женщина, с которой мы разговаривали, очень тепло о ней отзывалась, говорила, что ее дети, тоже проводили у нее много времени и с большой пользой.
Пока я жил в Орджоникидзе, уже в других местах, я ходил к ней в гости, не реже двух раз в месяц и всегда, когда было грустно или скучно, эти визиты очень осмысляли мою детскую жизнь.
Женщина сказала, что Елена Владимировна не осталась без внимания, и похоронили ее достойно. Конечно, надо бы сходить на могилу, но кто знает, где она похоронена, найти сложно.
Дальше я пошел по "Августовских событий" в сторону "Тельмана". Все было узнаваемо, новым был только асфальт и статус улицы, она стала важной городской дорогой. Когда мы жили там, я помню грохот подвод, по булыжной мостовой, и помню, как этот булыжник перекладывали несколько раз.
Автозаправка оказалась на том же месте, дальше прошел мимо забора авто- училища, где работал отец, и куда я много раз бегал мальчишкой.
Перешел улицу "Чапаева" и оказался в дальней части, где бывал уже редко. Там все было таинственным, далеким и немного загадочным. Помню скобяной магазин, с полукруглым высоким деревянный фасадом на углу, в магазине было очень интересно - гвозди, инструменты, замки, подковы. Теперь на этом месте стоит стекляшка советского времени - хозяйственный магазин, который заброшен и давно не работает.
Дальше я стал искать церковь. Впереди увидел купола и пошел туда. Это уже совсем не тот храм, который я помню. Новая красивая церковь с очень приличной росписью, ухоженным и чистым двором. Я помню маленькую темную избу, около нее паперть - старухи, не всем хватает места, мамаши в платках с детьми, и конечно, инвалиды войны, еще молодые, безногие, безрукие, всеми брошенные, просящие на водку.
Мама крестила меня в этой церкви.
В пустом дворе новой церкви сидела одна старушка, я спросил ее о судьбе старой церкви. она с трудом вспомнила о том, что была старая церковь и высказала мнение, что она была на другом месте. Дождавшись церковную служащую, я стал ее спрашивать, она очень нелюбезно со мной разговаривала, и когда я спросил про церковные книги, она сказала, что никаких архивов они не хранят, и установить записи невозможно, я был очень удивлен, и не поверил ей.
Дошел до улицы "Тельмана", которая продолжает улицу "Августовских событий", подошел к своей школе, которая была тогда 13-ой, теперь это лицей, то что это была 13 школа не знал даже довольно пожилой человек, который вышел от туда, навстречу мне.
Стал искать свой дом, все его признаки помню хорошо, но когда пошли дома этого типа не сразу понял, где именно наш дом. Прошел по двору и точно определил дом и наши окна. Во дворе сидели какие то люди, обратили внимание на зеваку, который чего-то ищет. Я охотно поделился с ними, в чем мой интерес, им стало любопытно, я кое-что рассказал им из истории этого двора в 1960 году. Люди были не молодые, но ничего об этих годах им неизвестно. Пытались вспомнить каких-то людей, которых мог помнить я, но нет, никого не определили.
Я попрощался, посмотрел еще раз на двор своего детства и пошел в сторону Китайской площади. Если я правильно помню, в 60-х она уже была, во всяком случае, я хорошо ее помню. Место и по сей день, украшающее город, красивая большая, симметричная площадь - последний отголосок сталинского градостроения, когда помпезность и пространство были важнее функциональности.
Возвращался по "Маркова", мимо вокзала, по "Горького" на проспект к памятнику Ленина, любовался городом и красивыми домами.
Я снова побывал во Владикавказе в 2022 году см. здесь
|