Счастье инженера.

Георгий Ильич Бабат  1911 - 1960

Введение из его книги «Электричество работает» издательство «Энергия» 1964г.

Как я люблю эти редкие, тихие вечера, когда белый лист плотной бумаги наколот посреди стола. Прозрачные утиные лапы чертежного прибора остановились среди запутанных линий. Чуть колеблется над столом конус света, прикрытый зеленым колпаком. Карандаш замер на незаконченном эскизе. И сами собой возникают и неторопливо плывут по шершавому листу десятки, сотни фантастических вариантов, и уставшие глаза уже нехотя следят за странным сплетением линий и цифр.

Кремлевские куранты отбивают полночь в приглушенном приемнике. Смолкают последние аккорды гимна. Невнятные звуки ночных мазурок и вальсов сливаются с далеким грохотом случайного трамвая.

Я сижу не шевелясь, чтобы продлить эти минуты, когда мысль собралась, сосредоточилась и напряжена, точно тетива лука перед тем как толкнуть стрелу в полет. И вот среди калейдоскопа отрывочных образов возникает идеальная конструкция.

Сначала это бесформенный электронный вихрь, пульсирующий сгусток электромагнитной энергии. Но его размытые контуры постепенно уточняются. Вокруг электронного облака возникает изогнутая, гофрированная раковина резонансной камеры. Очертания ее становятся все резче и определеннее.

Утвердить конструкцию может только точный расчет. Но как это скучно — проверять все размеры и пропорции, делить, складывать, умножать, педантично отыскивать максимумы и минимумы. Лукавая мысль уводит от кропотливого монотонного труда. Где-то далеко,

в подсознании, тушуются неясные места. Как неотразимо привлекательны вот эти — самые главные и ответственные детали конструкции! Как они новы и понятны!

И вмиг весь технологический процесс изготовления нового, небывалого, сверхмощного, сверхвысокочастотного генератора кажется ясным и простым.

Я уже в цехе. Пущены на полный ход станки, воплощая мою мечту. Мелкозубая дисковая фреза счищает белую чешую с заготовки токарного резца, сбрасывает рыжие кудри с медной болванки.

Вот полностью готова и отделана моя резонансная раковина из чистейшей электролитической, прокаленной в водороде розовой меди. Точно пригнаны к ‘месту вольфрамовые катоды...

Последняя операция — сборка и заварка.

Фиолетовое пламя газовых горелок лижет цилиндр тонкого кварцевого стекла. Его хрупкие стенки наливаются румяным жаром. Накаленное стекло теряет прозрачность. Сначала оно еще просвечивает, как спелая черешня. Потом стекло становится как темновишневый бархат. В нем уже нет хрупкости и звона. Стекло теперь вязко и гибко. Мой старый приятель лучший заводской стеклодув - вводит в пламя горелки черную графитовую лопатку. Он оглаживает тонкий край накаленного цилиндра, осаживает и расширяет его. Он прижимает размягченное стекло к острым истонченным краям резо-

нансной камеры. Стекло липнет к меди, образуя плотный, непроницаемый для воздуха спай. Стеклодув поворачивает краны, уменьшает подачу воздуха и газа на заварочном станке. Пламя слабеет, меняет свою форму и цвет. Оно становится желтым, коптящим. Готовый спай остывает, пропадает его вишневый накал. Вот шумное пламя затихло, опало. Мечта воплощена, передо мной готовый прибор.

Я подымаю карандаш и торопливо и осторожно, чтобы не спугнуть эти хрупкие виденья, зарисовываю причудливые контуры.

Точный расчет, от которого я, казалось, ушел, увернулся, теперь уже неизбежен. Все ли прилажено, все ли согласовано в этой восхитительной инженерной мечте?

Нет, от расчетов никак не уйти. Сколько их, этих безжалостных и неумолимых судей. Расчеты электрические механические, гидродинамические, тепловые. Выдержит

ли напор тепловых потерь экран катода — эта вот несущественная вспомогательная деталь? Не будет ли перегрет в работе спай металла со стеклом? Строгий расчет

выносит приговор:  удельная тепловая нагрузка выше нормы. Экран надо расширить, катод надо переместить.

Дрогнул и покатился маленький, совсем незаметный винтик, Скользят, исчезают в темноте одна за другой детали. Распадается их взаимная связь. Остается лишь

груда битого стекла, мертвой, тяжелой, необработанной меди. Потом и она пропадает, и передо мной лишь хаос карандашных штрихов и желтая прозрачная тень от утиных лап чертежного прибора.

Как жалко и больно расстаться с мыльным пузырем ошибочной мечты, отвергнуть, казалось бы, такую хитроумную, но ведь ненадежную, недостаточно работоспособную конструкцию!