Я пытался размышлять на темы идеологии в этой своей статье, но наткнулся на  статью А. Алешковского и понял, что хочу поделиться мнением умного человека.

Или ты каешься, или ты враг

Алексей Алешковский, сценарист

15 декабря 2020

История любой страны состоит из черного и белого, великого и ужасного: проблема возникает, когда одно начинает отрицать другое. Для человека незашоренного ГУЛАГ не заслоняет Победу, а Победа не отменяет ГУЛАГа. Достижения советского строя не отменяют абсурда, грязи и крови, с ними связанных. А достижения свободного рынка и демократии – цены, которую пришлось за них заплатить. Нынешние адепты советской власти, которые ее и в глаза не видели, представляют ее бесконечным Грушинским фестивалем с дешевой колбасой и доктором Айболитом. Точно так же адепты демократии, удачно вписавшиеся в рынок, в своих барбершопах и думать не хотят об униженных и оскорбленных, жизни которых переход к этому рынку разрушил.

Многие полагают, что здоровому гражданскому обществу нужна идеология. По счастью, в нашей Конституции записано обратное. Здоровому гражданскому обществу нужны общие для сторонников разных идеологий ценности. Идеология – это наркотик, которым можно накачать определенную часть народа для получения определенного кайфа. Однако отходняк неизбежен. Кайф оказывается иллюзией, а разбитое корыто – реальностью. Советскую власть похоронили не американцы и не собственные предатели, а безумная идеология, обрушившая экономику нерушимого союза. Мобилизационная модель могла обслуживать индустриализацию, войну и покорение космоса, но не справилась с мирной жизнью и гонкой вооружений.

В идеологии нет места человеческим интересам, а миром движут именно они. Христианство родилось как система ценностей, а завоевало мир как идеология господствующего класса – тут с Марксом не поспоришь. Но господствующие классы, даже если речь о советской номенклатуре, хотят кушать и не хотят смены собственной власти. Советская система – в каком-то парадоксальном смысле демократичная и основанная на ротации элит – гарантий стабильности не предоставляла. В то же время Китай, диалектически поженивший коммунистическую фразеологию с рыночной реальностью, добился феноменальных успехов. В итоге скромный совслужащий миллионер Корейко легко сплясал джигу на могиле коммунистических идеалов.

Но идеологическая пандемия неожиданным образом поразила и так называемый свободный мир, который со страшной скоростью начинает расставаться со своими свободами. Борьба за права человека, как и в случае с советской властью, оборачивается его порабощением. Добившиеся едва ли не всех возможных прав и свобод американцы внезапно оказались в плену идеологии покаяния.

«Американская мечта – это миф, вокруг которого образовалась самая мощная страна за всю историю человечества. Миф этот включал в себя личную свободу, демократию, рыночную экономику и традиционные иудео-христианские ценности. Наличие общих ценностей, которыми американцы гордились, позволяло вести диалог и разрешать противоречия на их общей основе. Но за последние десятилетия стал набирать силу новый миф, согласно которому Америка была страной рабства, угнетения, несправедливого доминирования в мире, насилия над природой… Суть в том, что сейчас в США оформилось два разных этноса с двумя разными мифами. Совершенно непонятно, как они могут вновь сойтись в одном государстве. Тут неважно, какая сторона победит, какая изберет своего президента. Кто бы сейчас ни получил рычаги власти – это будет доминирование. Потому что в основе обоих мифов уже почти нет общих ценностей», – пишет Вадим Ольшевский.

Конечно, рабство, угнетение, несправедливое доминирование в мире и насилие над природой никак не отменяли культа личной свободы, демократии, рыночной экономики и традиционных иудео-христианских ценностей. Я бы добавил к этому списку еще и культ борьбы за свои права, в которой американцы добились впечатляющих успехов – медленно, но верно.

Что же случилось? Каким образом это здоровое гражданское общество оказалось расколотым? Республиканцы и демократы всегда недолюбливали друг друга, но звездно-полосатые флаги не сжигались, а развевались над домами тех и других. Мне кажется, разгадка проста: людям нужна идеология, которая дает простые ответы на сложные вопросы.

Людям нужно то, что их разъединяет. Инстинкт разногласий требует единомыслия. Активистам нужны враги. Люди объединяются перед лицом общего врага, а если его нет или они его не видят, ищут врагов друг в друге. Требование покаяния становится инструментом поиска врага. Собственно, что такое люстрация, как не принудительное покаяние? На постсоветском пространстве, да и во всех странах Варшавского договора, люстрация была не особо эффективной, ведь сливками постсоветских демократических элит оказались знатные коллаборационисты. Когда либеральная интеллигенция говорит у нас о покаянии, она имеет в виду не собственное, а чужое: мы – потомки жертв, вы – потомки палачей. Если же потомки палачей обнаруживаются среди либералов, это не страшно: главное – исповедовать верную идеологию.

То же самое и в Америке: или ты каешься, или ты враг. Понятное дело, половина населения каяться не хочет. Возникает проблема: чья постправда правдивее? Кто виноват и что делать? Забавно, что в этой проблеме, в отличие от «вмешательства в выборы», никто не винит русских ботов или шпионов («сами, всё сами»). Манипуляция покаянием подразумевает организованное переосмысливание истории. Того, чем раньше гордились, теперь надо стыдиться, а гордиться начинать тем, чего стыдились. Выражаясь модным языком, это – обесценивание побед и культивирование травм («И этот марксистский подход к старине давно применяется в нашей стране»). Такое имеет смысл предпринимать в государстве, которое хочешь разрушить.

Технологию этого подхода описывает Александр Бродский: «Культурная травма запускает селекцию смыслов, в процессе которой одни смыслы жестко фиксируются на уровне сознания, другие – вытесняются в подсознание. В результате складывается то, что принято называть «традицией». А традиция, в свою очередь, является основой самоидентификации любого сообщества. Причем этот процесс имеет как активную, так и пассивную стадию.

И на активной стадии, когда происходит культивирование травмы, когда формируется определенное вероисповедание или конструируется идеология, объективное исследование травм, как правило, затруднено. Вероисповедания и идеология вообще, как известно, плохо уживаются с наукой».

История – это травма. От нее невозможно избавиться, ее можно только осмыслить, чтобы извлечь из нее уроки. Сегодня американское общество проживает не старую, а новую травму. Старая пришлась на поколения угнетателей и угнетенных. Их наследники за нее не в ответе. С попытки наказать одних за грехи других начинаются революции, которые вышибают клин клином.

Новые травмы оказываются сильнее старых, и их изживание на некоторое время дает обществу иммунитет. Но иммунитет не вечен – в отличие от жажды справедливости за чужой счет.

₽