12. Они все зна­ли…
(Пись­ма нем­цев из Гер­ма­нии на Вос­точный фронт 1941 г.)

Кар­точка, ко­торую ты прис­лал, прос­то фан­тасти­чес­кая.

Это пар­ти­заны? Они так смеш­но ви­сят!

Обер-лей­те­нан­ту Гей­нцу Гей­ден­рехту.

Ной­ха­узен 29 и­юня.

Мой до­рогой маль­чик!

Ты учас­тво­вал в бит­ве за Смо­ленск? Тре­тий раз смот­ре­ла хро­нику в «Во­хен­шау»^[27]. Ка­кое гран­ди­оз­ное зре­лище! На эк­ра­не дви­гались тан­ки, гро­хота­ли ору­дия, шли за­горе­лые, за­пылен­ные, улы­ба­ющи­еся юно­ши в ру­баш­ках с за­катан­ны­ми по ло­коть ру­кава­ми, сре­ди ко­торых на­де­ялась уви­деть твое лю­бимое ли­цо. И тут же по­ля, усе­ян­ные тру­пами рус­ских, и ко­лон­ны во­ен­ноплен­ных. Эти ужас­ные жи­вые рус­ские, они выг­ля­дят по-звер­ски, как бес­тии, по этим ли­цам мож­но изу­чать ужа­сы, и с та­ким сбро­дом вы дол­жны сра­жать­ся! Мес­тность ужас­ная, та­кая страш­ная, что не зна­ешь, как ты и твои сол­да­ты прод­ви­га­ют­ся там впе­ред. Об этом прос­то не­воз­можно ду­мать!

Ког­да все это ви­дишь на эк­ра­не, толь­ко тог­да по­нима­ешь, что вам, бед­ным маль­чи­кам, вы­пало на до­лю. Од­на­ко на­де­юсь, что са­мые боль­шие труд­ности уже у вас по­зади, Мос­ква ско­ро па­дет и вой­на за­кон­чится.

Я ежед­невно мо­люсь о тво­ем воз­вра­щении.

Шлю те­бе при­веты и це­лую с за­бот­ли­вой лю­бовью.

Твоя ма­ма.

 

Ря­дово­му Ле­ополь­ду Кюн­цу.

Дрез­ден 14 и­юля.

Пос­ле каж­до­го рас­ста­ванья сле­ду­ет сви­данье!^[28]

Мой до­рогой бес­ценный Мур­ли!

Преж­де все­го, мой единс­твен­ный, я те­бя сер­дечно при­ветс­твую и шлю те­бе мно­го мил­ли­онов по­целу­ев, мой бед­ный Мур­ли! Пи­шу те­бе че­рез день, но, к со­жале­нию, еще ни од­но твое пись­мо не дош­ло до ме­ня, и я очень тре­вожусь о те­бе, моя ра­дость. Я на­де­юсь, что ты здо­ров и нев­ре­дим, мой единс­твен­ный Поль­ди, Мур­ли­хен мой не­наг­лядный!

Вче­ра Мин­керль и я хо­дили смот­реть ки­нох­ро­нику, так как нам дей­стви­тель­но очень хо­телось уви­деть эту пе­чаль­ную кар­ти­ну, где сра­жа­ют­ся на­ши лю­бимые бед­няжки. Я ска­жу те­бе, ми­лый Мур­ли, мы прос­то бы­ли пот­ря­сены, мы ед­ва вы­дер­жа­ли.

Вам при­ходит­ся пе­режи­вать ужас­ные ве­щи! Смот­ре­ли на бит­ву под Мин­ском и Бе­лос­то­ком. Страш­но это, ми­лый Мур­ли, прос­то нель­зя по­верить! Ты­сячи мер­твых и уби­тых, прос­то ужас­но. Вы ни­ког­да за всю свою жизнь не смо­жете за­быть этих кар­тин! Мин­керль да­же ска­зала мне, что не зна­ет, смо­жете ли вы еще сме­ять­ся, ког­да вер­не­тесь из Рос­сии.

Ви­дели бес­ко­неч­ные ко­лон­ны пе­хоты, сре­ди ко­торых мы те­бя, ми­лый Мур­ли, нап­ря­жен­но ис­ка­ли. Вам при­ходит­ся со­вер­шать жут­кие ве­щи, не прав­да ли? Сла­ва Бо­гу, мне се­год­ня ночью не прис­ни­лись эти кош­марные кар­ти­ны.

Ви­дели так­же мно­го уби­тых в Мин­ске и как родс­твен­ни­ки их хо­рони­ли. Эти сце­ны то­же раз­ди­ра­ют сер­дце. Не­уди­витель­но, что на­селе­ние сей­час об­ру­шива­ет свой гнев на ев­ре­ев. Да­же у ме­ня и на­шего доб­ро­го дя­дюш­ки к этим рус­ским по­яви­лась злость. Глу­пые, гад­кие, бес­че­ловеч­ные и бес­со­вес­тные лю­ди. Ес­ли вой­на про­иг­ра­на, на­до по-чес­тно­му сло­жить ору­жие, а не стре­лять в на­ших сол­дат, не ме­шать вам ид­ти впе­ред.

Не мо­гу скрыть от те­бя се­год­няшнюю ужас­ную но­вость. Шеф Мин­керль, гос­по­дин Швед­лер вче­ра ве­чером по­весил­ся в ван­ной, по­лучив из­ве­щение, что его единс­твен­ный сын, кра­савец Эрих (ты его дол­жен знать), убит в Рос­сии. Его сно­ха ос­та­лась од­на с дву­мя ма­лень­ки­ми деть­ми. Го­ворят, она сов­сем обе­зуме­ла и пы­талась выб­ро­сить­ся с бал­ко­на. Ка­кой кош­мар! Не пом­ню, со­об­ща­ла ли я те­бе, что Ру­ди Кра­узе и Вил­ли Мит­тендорф то­же уби­ты, а Гай­нц Хо­зер на­ходит­ся в гос­пи­тале, ему отор­ва­ло ру­ку, так что с его про­фес­си­ей пи­анис­та по­кон­че­но. Всех их мне жаль до слез.

Как я те­бе уже пи­сала, кро­лики все здо­ровы, ве­селы и ждут тво­его воз­вра­щения. Они очень за­бав­ны, ра­ду­ют нас и раз­вле­ка­ют.

Соз­ре­ла на­ша клуб­ни­ка. Мы се­год­ня за­кон­серви­рова­ли ее для «крю­шона Ми­ра». Виш­не­вые де­ревья усы­паны пло­дами. Мо­жет быть, ты при­едешь в от­пуск, ког­да они соз­ре­ют? Ина­че при­дет­ся на всех ва­рить ва­ренье.

Ро­дите­ли сер­дечно при­ветс­тву­ют те­бя. Па­па ви­дел те­бя во сне, до­рогой мой Мур­ли! Буд­то ты при­ехал в от­пуск с Же­лез­ным крес­том на мун­ди­ре и с дву­мя боль­ши­ми че­мода­нами, на­биты­ми по­дар­ка­ми, ко­торые с тру­дом та­щил, а он встре­чал те­бя на вок­за­ле. На­де­юсь, что его сон ско­ро осу­щес­твит­ся. Это бы­ло бы чу­дес­но, прав­да?

Мой до­рогой ма­лень­кий не­наг­лядный гов­ню­чок! Где-то ты те­перь, там, в этой ужас­ной Рос­сии… Смот­рю на твой пор­трет, ук­ра­шен­ный све­жими цве­тами, и сле­зы ка­тят­ся у ме­ня из глаз. Мой единс­твен­ный Поль­ди, Мур­ли­хен мой бес­ценный! Мно­гие-мно­гие мил­ли­оны го­рячих по­целу­ев от тво­ей веч­но вер­ной и при­над­ле­жащей толь­ко те­бе ма­лют­ки.

Хер­ми.

 

Лей­те­нан­ту Фран­цу Но­ле.

Мюн­хен 19 и­юля.

Мой до­рогой!

Се­год­ня суб­бо­та и день прек­расный, но на ду­ше ус­та­лость и чувс­твую я се­бя не­важ­но (по-жен­ски). Про­шед­шая не­деля бы­ла пол­на не­весе­лыми со­об­ще­ни­ями и неп­ри­ят­ны­ми из­вести­ями. Кро­ме спис­ков по­гиб­ших, ко­торые не­из­вес­тно для че­го пе­чата­ют в га­зетах, смерть уда­рила сов­сем близ­ко. Мой лю­бимый дво­юрод­ный брат Курт Миц­гай­мер по­гиб как ге­рой за Гер­ма­нию 8 и­юля под Ви­теб­ском. Так­же уби­ты на рус­ском фрон­те Фриц Лам­мерс, Штоль-млад­ший, Эрих Бранд, Макс Вен­де­ле и еще нес­коль­ко ме­нее близ­ких нам лю­дей. Му­жу Зи­ты Ген­ри­ху отор­ва­ло но­гу вы­ше ко­лена, вы­било глаз и че­люсть, он ле­жит в гос­пи­тале в Ален­штай­не, вче­ра ее выз­ва­ли ту­да те­лег­раммой — вид­но, де­ла его пло­хи.

Ро­дите­ли, ес­тес­твен­но, сов­сем рас­кле­ились, и мне все дни этой не­дели приш­лось быть не толь­ко для них нас­той­кой ва­лери­аны, но и уте­шитель­ни­цей и ня­ней, от­че­го я чер­тов­ски ус­та­ла. На­пиши обя­затель­но Миц­гай­ме­рам, Эл­ле и Зи­те, и вы­рази им свое со­болез­но­вание.

Да, мой до­рогой, борь­ба про­тив боль­ше­виз­ма это тя­желая, ре­шитель­ная и жес­то­кая борь­ба.

Од­на­ко слиш­ком мно­гие за­нима­ют­ся сво­ими лич­ны­ми пе­режи­вани­ями и лич­ным го­рем, вмес­то то­го, что­бы ох­ва­тить соз­на­ни­ем не­об­хо­димость и ве­личие этой борь­бы. Ведь речь идет о судь­бе всей не­мец­кой на­ции, о на­шем бу­дущем. Это я го­ворю се­бе всег­да в уте­шение и, сла­ва Бо­гу, я по­няла ве­личие на­ци­онал-со­ци­ализ­ма и так люб­лю мою Гер­ма­нию и фю­рера, бес­ценно­го ге­ния, пос­ланно­го нам са­мим Бо­гом… А есть еще лю­ди, осо­бен­но здесь, в Мюн­хе­не, ко­торые за­нима­ют­ся ныть­ем и кри­тиканс­твом. Каж­до­му из них мне хо­чет­ся на­пом­нить сло­ва Гель­де­рина: «Бит­ва за на­ми! Жи­ви, о, Оте­чес­тво, и не счи­тай уби­тых, для те­бя, до­рогое Оте­чес­тво, не бы­ло лиш­ней жер­твы!»

Я по­лучи­ла твои пись­ма № 4 и № 5, а № 3 до сих пор нет. По­сыл­ки № 57 от 30 и­юня, № 12 от 4 и­юля и № 86 от 9 и­юля я то­же по­лучи­ла. Одеж­да и обувь в Рос­сии не име­ютпри­лич­но­го ка­чес­тва, не­ук­лю­жи и урод­ли­вы. Не­уже­ли ты ду­ма­ешь, что я бу­ду это но­сить?.. Курт с еф­рей­то­ром из сво­ей ро­ты прис­лал Ми­ци три мас­сивных зо­лотых коль­ца, ку­лон с круп­ны­ми брил­ли­ан­та­ми и мех: кра­сивую се­реб­ристую ли­су. Это еще име­ет смысл. Ми­ци да­ла со­вет: ес­ли бу­дешь с ока­зи­ей по­сылать зо­лото и до­рогие кам­ни, что­бы из­бе­жать воз­можных неп­ри­ят­ностей на гра­нице, где ба­гажу сол­дат ос­матри­ва­ют до­воль­но тща­тель­но, луч­ше все­го их за­делать в ку­сок мы­ла.

По ра­дио сей­час опять пе­реда­ют экс­трен­ное со­об­ще­ние о но­вых боль­ших по­бедах на Вос­то­ке. Как это гран­ди­оз­но! Ка­кое ве­ликое счастье быть в эти дни нем­цем или нем­кой! Дер­жись сме­ло, но будь ос­то­рожен!

За­кан­чи­ваю пись­мо и бу­ду за те­бя мо­лить­ся.

С на­ми Бог и фю­рер!

Твоя Эль­фри­да.

 

Фель­дфе­белю Кур­ту Хес­се.

Бром­берг 22 и­юля.

До­рогой му­женек!

Где ты сей­час на­ходишь­ся, мой род­ной маль­чик?

Как мы по­нима­ем, где-то вбли­зи Смо­лен­ска, о взя­тии ко­торо­го бы­ло со­об­ще­но на прош­лой не­деле. А мо­жет, ты сей­час на от­ды­хе в са­мом Смо­лен­ске?.. Те­перь вам от­кры­та пря­мая до­рога на Мос­кву. В га­зетах пи­шут, что вы там бу­дете че­рез две-три не­дели, не поз­же се­реди­ны ав­густа.

Мос­ква это боль­шой го­род, где ог­ромное ко­личес­тво прос­ти­туток, гряз­ных внут­ри, и за­раз­ных. Я по­нимаю, что мо­лодо­му, здо­рово­му муж­чи­не вре­мя от вре­мени не­об­хо­димо об­легче­ние. В двух по­сылоч­ках я от­пра­вила те­бе 3 пи­рож­ных, 2 яб­ло­ка, пе­ченье, па­кетик кол­ба­сы, си­гаре­ты и 20 пре­зер­ва­тивов. Ес­ли лю­бишь ме­ня и ма­лыш­ку Ро­зи, без них ни­чего не де­лай. На пер­вое вре­мя те­бе хва­тит.

Я ра­да, что те­бе ве­зет и ты здо­ров и нев­ре­дим. Лишь бы те­бе вез­ло и даль­ше, как до сих пор.

Шлю те­бе мно­го при­ветов и страс­тных по­целу­ев. Ты мне снишь­ся на­тураль­но каж­дую ночь, и эго са­мая боль­шая ра­дость в мо­ем ожи­дании.

Твоя же­на Ир­ма.

 

Не­из­вес­тно­му сол­да­ту.

Ке­ниг­сберг 25 и­юля.

До­рогой не­из­вес­тный сол­дат!

Я по­жела­ла за­вязать пе­репис­ку с не­из­вес­тным сол­да­том и уз­на­ла но­мер Ва­шей по­левой поч­ты. Не удив­ляй­тесь, что я не на­зываю Ва­шего име­ни, но я его не мо­гу знать, по­ка Вы мне его не со­об­щи­те.

Зо­вут ме­ня Рут Кее, мне 16 лет, у ме­ня ка­рие гла­за, тем­ные во­лосы и, как го­ворят, хо­рошая строй­ная фи­гура. Рост 167. Я уче­ница в боль­шом пар­фю­мер­ном ма­гази­не и за­раба­тываю дос­та­точ­но, что­бы са­мой се­бя со­дер­жать. Я люб­лю во­зить­ся на кух­не, люб­лю ма­лень­ких де­тей и очень люб­лю тан­це­вать.

На­де­юсь, что Вы по­лучи­те это пись­мо и тот­час да­дите мне от­вет. А я приш­лю Вам в по­дарок фла­кон луч­ше­го ве­жета­ля^[29], что­бы его прек­расный аро­мат все вре­мя на­поми­нал Вам о де­вуш­ке Рут из Ке­ниг­сбер­га.

Же­лаю Вам, мой до­рогой сол­дат, зас­тре­лить по­боль­ше рус­ских, осо­бен­но ев­ре­ев, и по­лучить мно­го наг­рад.

Вам кла­ня­ет­ся с ро­дины и го­рячо ждет Ва­шего пись­ма Руг Кее.

 

Еф­рей­то­ру Кур­ту Бер­нлай­тне­ру.

Гросс-Рай­прехтс 25 и­юля.

До­рогой друг Бер­нлай­тнер!

Преж­де все­го, шлю те­бе поз­драв­ле­ния по по­воду тво­ей но­вой наг­ра­ды. Ме­ня ра­ду­ет, что, нес­мотря на все тя­готы вой­ны, ты с та­ким упорс­твом вы­пол­ня­ешь свой долг. Ес­ли бы все на­ши сол­да­ты сра­жались как ты, вы бы­ли бы сей­час не в Смо­лен­ске, а уже в Мос­кве. Вам, сол­да­там, уз­навшим ус­ло­вия жиз­ни в Рос­сии, из­вес­тно, что нам «зац­ве­тет», ес­ли по­бедит Рос­сия и на­шей стра­ной зав­ла­де­ют ев­реи и боль­ше­вики. От все­го сер­дца же­лаю те­бе по­лучить в бли­жай­шее вре­мя Же­лез­ный крест пер­во­го клас­са и здо­ровым, нев­ре­димым вер­нуть­ся до­мой.

С дру­жес­ким при­ветом. Хай­ль Гит­лер!

Твой ру­ково­дитель груп­пы на­ци­онал-со­ци­алис­ти­чес­кой пар­тии Дек­кер.

 

Ун­тер-офи­церу Ган­су Штюс­се­ру.

Кельн 28 и­юля.

До­рогой Ганс!

Сей­час ве­чер, по­недель­ник. Преж­де чем ло­жить­ся спать, хо­чу на­писать те­бе. Вче­ра слу­шала мно­гочис­ленные экс­трен­ные со­об­ще­ния о боль­ших ус­пе­хах на Вос­то­ке. Как гран­ди­оз­но! Та­кого ведь еще не бы­вало!

Мой маль­чик! Идет жес­то­кая ре­ша­ющая борь­ба про­тив боль­ше­виз­ма и ты в ней при­нима­ешь са­мое не­пос­редс­твен­ное учас­тие. Гор­жусь тем, что у ме­ня та­кой па­рень, вспо­минаю на­ши встре­чи на пар­тий­ных съ­ез­дах, где мы вы­учи­ли и рас­пе­вали: «По­гиб­нуть дол­жны мно­гие и уй­ти в ночь, преж­де чем у ве­ликой це­ли гор­до бу­дут раз­ви­вать­ся зна­мена».

Бла­года­ря на­ци­онал-со­ци­ализ­му я пос­ти­гаю и про­ника­юсь ве­личи­ем борь­бы и за­видую, что те­бе вы­пала ве­ликая честь.

Не­мер­кну­щей бу­дет сла­ва, ко­торой ты добь­ешь­ся для се­бя, для не­мец­кой ар­мии и для по­том­ков.

С этой мыслью, ми­лый Ганс, я се­год­ня за­кан­чи­ваю и на­де­юсь в ско­ром вре­мени по­лучить от те­бя вес­точку, что­бы на ок­ружном пар­тий­ном съ­ез­де всем со­об­щить о тво­их под­вигах

Я здо­рова и хра­ню на­шу глу­бокую пар­тий­ную лю­бовь, ра­ди ко­торой я охот­но стра­даю. И она ни­ког­да не ум­рет, Ганс, да­же ес­ли судь­ба рас­по­рядит­ся ина­че.

В веч­ной люб­ви и тре­вож­ной за­боте о те­бе, твоя де­вуш­ка на ро­дине и под­ру­га по пар­тии.

Мар­та Што­пель.

 

Обер-лей­те­нан­ту Ри­хар­ду Лан­ге.

Гер­миц 30 и­юля.

До­рогой маль­чик!

Мы не мо­жем се­бе пред­ста­вить всей кар­ти­ны то­го, что у вас про­ис­хо­дит. Единс­твен­но, что нас вы­руча­ет — это ки­нох­ро­ника. Ее мы смот­рим 2–3 ра­за в не­делю, и каж­дый раз при­ходим в ужас от не­видан­ной ни­щеты, от­вра­титель­ных до­рог и бе­зоб­разней­ших ти­пов, с ко­торы­ми вам при­ходит­ся иметь де­ло. О, эти страш­ные, прес­тупные, ту­пые ли­ца, по всей ви­димос­ти — жи­ды. А по­том еще жен­щи­ны с ружь­ями и жал­кие из­го­лодав­ши­еся де­ти, боль­ные и за­ражен­ные па­рази­тами. Име­ют ли эти тва­ри и все их прес­тупное го­сударс­тво пра­во на жизнь?

Пред­ставь се­бе, Ри­хард, что в этих мес­тах бы­ли и сей­час есть лю­ди, точ­нее ска­зать че­лове­ко­об­разные обезь­яны, ко­торым та­кое скот­ское су­щес­тво­вание пред­став­ля­ет­ся ра­ем.

Как мы все нем­цы из­ба­лова­ны, да­же ра­бочие, да­же по­ден­щи­ки. Здесь, к при­меру, в Гер­ми­це, ра­бочие за­водов Гун­ге­ра жи­вут очень у­ют­но, все у них есть, царс­тву­ют по­кой, чис­то­та и по­рядок, как это мо­жет быть толь­ко в Гер­ма­нии и боль­ше ни в ка­кой дру­гой стра­не.

Ки­ноте­ат­ры те­перь пе­репол­не­ны с ран­не­го ут­ра и до са­мой но­чи. Каж­дый не­мец хо­чет нас­ла­дить­ся зре­лищем ва­ших по­бед в Рос­сии и уви­деть пос­тавлен­но­го на ко­лени вра­га. Да­же я, доб­рая и уже не­моло­дая жен­щи­на, ис­то­вая и при­мер­ная ка­толич­ка, по­лучаю ог­ромное удов­летво­рение при ви­де взя­тых в плен и ты­сяча­ми бре­дущих по до­рогам этих прес­тупных ти­пов, и осо­бен­но при ви­де их бес­числен­ных тру­пов. Эту ки­нох­ро­нику я смот­ре­ла 4 ра­за. Да, я не сты­жусь ска­зать, что тру­пы вра­гов ме­ня ра­ду­ют. По­кой­ный де­душ­ка по опы­ту пер­вой вой­ны го­ворил, что рус­ские хо­роши толь­ко мер­твые. А наш фю­рер нас­толь­ко добр, что раз­ре­ша­ет брать их в плен.

Рус­ские не по­доз­ре­вали, что мы так силь­ны, они бы не ста­ли с на­ми свя­зывать­ся.

У дя­дюш­ки Адоль­фа ра­бота­ют 3 плен­ных фран­цу­за, ко­торые стро­ят ба­раки для плен­ных. На­де­юсь, рус­ских здесь не бу­дет ни­ког­да — я их не­нави­жу боль­ше всех. Боль­ше­вики и жи­ды унич­то­жили цер­кви, Бог ос­та­вил Рос­сию, и она об­ре­чена. Те­перь, до­рогой Ри­хард, да­же са­мым ос­то­рож­ным и пес­си­мис­там ста­ло яс­но, что вой­на на­ми вы­иг­ра­на, и ваш под­виг бу­дет си­ять в ве­ках. Труд­но толь­ко сми­рить­ся с мыслью, что та­кой от­ста­лый де­гене­ратив­ный на­род тре­бу­ет от вас столь­ко жертв. Но его на­до, как му­сор, раз и нав­сегда выб­ро­сить из ми­ровой ис­то­рии, и на­ше счастье, что фю­рер это вов­ре­мя учел и так ус­пешно осу­щест­вля­ет.

Увы, по­бед без по­терь не бы­ва­ет. Фрид­рих Гольц по­гиб при пе­реп­ра­ве че­рез ре­ку Днепр. Так­же ста­ло из­вес­тно о ги­бели Гель­му­та Ве­бера, тво­его то­вари­ща по пер­вой гим­на­зии, Вил­ли Бек­кер и Фриц Ке­ниг ра­нены и на­ходят­ся в ла­заре­тах на тер­ри­тории Поль­ши.

Да ми­ну­ет те­бя их судь­ба, до­рогой Ри­хард. Хра­ни те­бя Гос­подь, как Он хра­нил те­бя в Поль­ше, в Гол­ландии и во Фран­ции, и пусть Он вер­нет те­бя в ско­ром вре­мени до­мой со­вер­шенно нев­ре­димым.

Лю­бящие те­бя без­мерно и с не­тер­пе­ни­ем жду­щие тво­его воз­вра­щения твои мать и ба­буш­ка.

 

Ун­тер-офи­церу Й­озе­фу Кис­терсу.

Бер­лин 30 и­юля.

Ми­лый мой бро­дяга!

Бер­лин ве­селит­ся, а я ску­чаю. Нес­мотря на за­тем­не­ние окон чер­ным кар­то­ном, рес­то­раны и ба­ры за­пол­не­ны, от­ту­да раз­но­сят­ся ве­селая му­зыка и пь­яные го­лоса, на­род праз­дну­ет ско­рое окон­ча­ние вой­ны. На ули­це топ­чется столь­ко мо­лодень­ких пра­пор­щи­ков, и я чувс­твую се­бя осо­бен­но оди­нокой.

Мно­гие на­ши мод­ни­цы раз­гу­лива­ют в тро­фей­ных се­реб­ря­ных ли­сицах. Дол­жна по­это­му те­бе на­пом­нить, что мы уже 4 ме­сяца как по­мол­вле­ны, и я на­де­юсь, что ты мне то­же приш­лешь кра­сивые мос­ков­ские по­дар­ки, а не толь­ко пок­ры­вала и по­лотен­ца, ко­торых уже так мно­го, что мо­гу ими тор­го­вать.

За ок­ном со­бира­ет­ся дождь. У вас там то­же дождь, толь­ко дождь не во­дой, а пу­лями. Вче­ра в га­зете проч­ла о ги­бели Фри­ца. Ему бы­ло лишь 19? Это очень пе­чаль­но. И ун­тер-офи­цер Мо­риц по­гиб. Он был же­нат? Я счи­таю, что ес­ли че­ловек уми­ра­ет сво­ей смертью, то это не так страш­но, не­жели по­лучить из­вестие о ги­бели на фрон­те. Хо­чет­ся на­де­ять­ся, что я та­кого из­вестия не по­лучу. Ты дол­жен знать, что я пос­ле это­го не так ско­ро смог­ла бы поп­ра­вить­ся.

Лю­бимый бро­дяга! Ког­да ты вер­нешь­ся, мы ста­нем му­жем и же­ной, не прав­да ли? Ес­ли ты в этой гряз­ной и вар­вар­ской стра­не об­растешь бо­родой, как раз­бой­ник, то это не бе­да, лишь бы те­бе вез­ло и даль­ше, как до сих пор.

На­ши объ­ятия, по­целуи и еще кое-что не за го­рами.

Из­ви­ни за не­раз­борчи­вые ка­раку­ли.

Жду­щая те­бя Зиль­фри­да.

 

Обер-еф­рей­то­ру Сте­фану Лют­цле­ру.

Фюс­сен 30 и­юля.

До­рогой брат!

Сер­дечный при­вет те­бе из Фюс­се­на!

Се­год­ня приш­ло твое пись­мо, и я ему очень об­ра­довал­ся.

У те­бя, на­вер­ное, сей­час мно­го ра­боты? Мо­гу се­бе пред­ста­вить. Нуж­но на­бить мор­ду крас­но­му от­родью. Та­кие лю­ди не дол­жны жить в этом прек­расном ми­ре. Вы дол­жны по­нимать, что де­ла­ете ис­то­рию. Для нас нет до­роги на­зад, по­ка не ис­чезнут эти под­ле­цы и «то­вари­щи». Рус­ские дол­жны уме­реть, а вра­жес­кая Рос­сия ис­чезнуть с ли­ца зем­ли, что­бы жи­ли та­кие пар­ни, как мы, нем­цы, и проц­ве­тала Гер­ма­ния. Вся ро­дина смот­рит на вас с гор­достью, ибо на­ши сол­да­ты как всег­да вез­де по­бедят.

Кар­точка, ко­торую ты прис­лал в пись­ме, прос­то фан­тасти­чес­кая. Это пар­ти­заны? Они так смеш­но ви­сят! Об этом ты дол­жен на­писать под­робнее. Бо­же, ког­да я ви­жу что-ли­бо по­доб­ное, у ме­ня за­кипа­ет в жи­лах кровь и я силь­но воз­бужда­юсь от до­сады и не­тер­пе­ния, что из-за сво­его воз­раста опоз­даю по­пасть на фронт, что­бы унич­то­жать жи­дов­ских па­рази­тов и нав­сегда по­кон­чить с этим му­сором, не ус­пею от­бро­сить этих не­доче­лове­ков в ази­ат­ские сте­пи. Ведь вой­на так ско­ро за­кон­чится!

Твой брат Ру­ди.